Все краски мира...

Очень рад тому, что Вы превозмогли все трудности и вновь, с постоянной (надеюсь) пропиской, устроились за уютным столиком в Корчме. После набега агрессивно-медоточивых пустословов вновь повеяло свежим морским ветерочком.

Я не призывал с меня снимать шкуру и вешать ее на стенку. Не такой благолепный получился бы коврик. Да и обращать меня в Вашу веру и в самом деле бессмысленно. Смысл предлагавшегося мною “состязания” был совсем не в этом. Мне показалось, что Вы считаете Христианство построенным на изворотах, мутациях и т. д. У Вашего мнения должны же быть основания!!!! Вот я и предложил проверить экспериментально: сколь долго смогу “изворачиваться” я — человек не с очень гибкими становым хребтом, совестью и мышлением. Любого здравомыслящего, логичного и сведущего человека, а уж Вас тем более, хватило бы чтобы в течение двух-трех месяцев загнать лисицу в угол. Вот если у моей Веры есть твердое внутреннее содержание, то тогда и выкручиваться не нужно.

Я согласен, что в вопросах веры убеждение и, тем паче, полемика стоят не на первом месте. Посему, я менее всего склонен нападать на Вашу веру. Если человек заявляет: “Верю, и все тут!”, то я бессилен и могу только за него молиться. Вот если он полагает, что для его веры есть разумные основания, она внутренне обоснованна и претендует на Истинность, а я все-таки имею смелость полагать, что Истина универсальна, то тогдая е требую “отчет в его уповании” и готов дать свой. Христианин должен твердо и точно знать, во что и в Кого он верит. Иначе — он не христианин. Но Ваша вера вызывает у меня только уважение и радость по поводу того, что она есть.

А вот как раз мнения, особенно неверные, на мой взгляд “долбать” можно и нужно. Если я полагаю, что в компьютере живет человечек с мозгами и он-то и производит вычисления, что луна прибита серебрянными гвоздями к черному бархату плотного небосвода, или что винтовка стреляет в силу своей одушевленности а пуля — ее ребенок, то, как бы не были забавны подобные суждения, скорее всего Вы будете меня переубеждать и начнете объяснять как все обстоит на самом деле. Также и здесь, как бы Вы хорошо не изучили Библию, но многие Ваши суждения и в самом деле кажутся мне странными и удивления достойными. Вы говорите: “христиане хотят того, христиане делают это, христиане думают так...”. Будучи сам христианином и не замечая в себе ни подобных мыслей, ни подобных желаний и не зная за собою подобных действий я естественно стремлюсь переубедить Вас в том, что это не так, что Ваше представление о Христианстве не совсем точно, что Вы видимо чего-то не поняли или не учли. Согласитесь, это — более уважительно, чем обвинять Вас в сознательной беспардонной лжи.

То же и с Библией. Как сказал один умный священник, в ответ на вываленный оппонентом ворох библейских аргументов: “Библия, Библия... Что такое Библия? Просто книга”. Всякий текст существует только в связке с его пониманием: из “Майн Кампф” можно сделать детскую сказку, из Маркса — “Руководство для садоводов” и из речи Ельциа — порнодетектив. Это, уверяю Вас, — дело несложной техники. Да Вы и сами это знаете. Поэтому, даже рискуя Вас обидеть, буду настаивать — Вы, с очевидностью, хорошо знаете библейский текст, Вы превосходно знаете свою собственную его интерпретацию, но Вам слабо знакомо Христианство — то есть определенная традиция истолкования этого текста, определенная система взглядов на мир, нравственных императивов, символических образов и ритуалов. Я не требую от Вас внутреннего знакомства с христианской жизнью — я не сторонник концепции “все попробовать”. Не ндравится — не кушай. Но ложное представление об оппоненте, приятеле и просто знакомом — не такая вещь, за которую стоит держаться. Пробыв в Корчме почти месяц я существенно уточнил свои представления о язычестве и с удовольствием выслушал бы Ваши пояснения о синтоизме, который знаком мне по весьма немногим книгам. И, мне представляется, что Вам будет небезынтересно выслушать компетентные, смею надеяться, разъяснения о христианстве с тем, чтобы подкорректировать свои представления, если не в плане интерпретации, то, хотя бы, в возможности расширить собственную эрудицию.

Мы, если я правильно понял никитинскую концепцию Корчмы, собрались здесь, чтобы рассказать друг другу что-то стоящее, поделиться своими соображениями и отточить мысль и перо. Собственно именно обсуждение любых спорных и вызывающих вопросы моментов я и предлагал. Да и Вы, если вспоминать одно из Ваших писем трехнедельной давности, были заинтересованы, чтобы узнать что-нибудь интересное. Не знаю, разочаровал ли я Вас. Но в любом случае я не собирался размахивать мечами ни по пояс в воде ни в чистом поле. Если Егор Н. согласился на подобную Вашу тактику, то — это его дело. Я всегда готов принять вызов, но лезть почем зря в драку... Мне показалось, что Вы хотите переведаться на секирах с христианами и сообщил, что возражений не имею. Если вы отказались от моей шкуры, то Аминь. Я вообще предпочитаю, чтобы стены были уставлены книжными полками или увешаны циновками и коврами, а не шкурами и оружием. Посему еще раз предлагаю дружеское обсуждение: Вы предъявляете соображения насчет Христианства, я же либо признаю, что на том стоим и не можем иначе, либо объясняю, что не так все было.

Если Вы предпочитаете тактику информационной войны, где самое важное — не дать оппоненту высказаться, ибо эффект любого (даже самого глупого) его высказывания больше, чем эффект от молчания, то вуаля. Если вы действительно полагаете своей задачей ограничение христианской экспансии, то самый лучший способ ограничить мое воздействие — не давать мне повода для написания хотя бы пары строк. Не скажу, что это — лучшая тактика в моем случае, поскольку поводов высказаться у меня и без того предостаточно. Если Вы уж непременно предпочитаете скрещенные рапиры пенящимся кружкам, то куда лучше создать для меня невыигрышные условия, бить по серьезным (если и не в принципе, то, хотя бы в глазах большинства людей) недостаткам. Скажем, показать, что вершины, предлагаемые Христианством не стоят завоевания, а жизнь его последователей скучна, уныла и беспросветна. Но только именно показать, а не голословно заявить. В последнем случае не христиане будут выглядеть дураками, а обвинитель клеветником. Но это, подчеркиваю, на тот случай, если кто-то предпочитает сшибки собеседованиям.

Теперь, по существу. Вы, кажется, уже не настаиваете, что Христианство — религия беззубых и безответственных. Может быть, мне и Егору удалось Вас переубедить. Но вот от обвинения в желании все покрасить в один цвет (точнее, в два — как шлагбаум) так просто не отвертеться.

Дело в том, что Христианство дает для него некоторые основания. Христиане действительно полагают, что Один Христос есть подлинный “Путь, Истина и Жизнь”, что Истина, которой две, пять, триста сорок восемь, N в квадрате — это уже не Истина, а одно из многих более менее приблизительных мнений. Что есть только один Посредник между Небом и землей — богочеловек Иисус Христос. Потому он и посредник, что принадлежит всецело как нашему миру: каждой его пылинке, каждому кустику, каждому, даже и очень плохому, человеку, но, при этом, Он — всецело принадлежит и Божеству и Сам есть Бог. Понятно, что если так, то нет более прямой лестницы к Небу, чем Бог Единый и Всемогущий, который стал человеком и пребывает здесь, среди нас на земле. Как бы быстро не шел любимый Вами одинокий человек к Небу и Богу, ему не дойти быстрее, чем тому, кто прибегает к Богу Воплощенному и сошедшему в мир. Как оно там обстоит дело с беспредельным Абсолютом в бескрайнем космосе — непонятно. Думает ли он, поймет ли он нас, сможет ли оценить наши чувства? Он запросто может оказаться Абсолютно Другим — чуждым горя и радости, надежды и страха, милосердия и справедливости. Холодным и чужим. Относительно Бога, который стал человеком, такого уже сказать нельзя — Он страдал от голода, плакал об умершем друге, изысканно иронизировал по поводу фарисеев, гневался на заполонивших Храм негодяев и торгашей, мучился на кресте... Мы Ему как минимум понятны и можем говорить с Ним на одном языке. И поскольку неведом христианам другой такой же Бог, другой Бог соответствующий возвышенному понятию о Божестве, другой Бог способный жить с нами, умереть за нас и воскреснуть ради нас, то мы и “проповедуем Христа распятого; иудеям — соблазн, а эллинам — безумие”. Вот он, полишинелев секрет христианской верности Одному Богу и Одной Истине.

Однако, тождественно ли это стремлению все покрасить в один цвет, подстричь под одну гребенку, обрядить всех в черные рясы? Это, помнится, у Спрег де Кампа в “Башне гоблинов” рассказывается про короля, который обрядил своих подданных в широкие белые балахоны, заставил их совокупляться через плотную простыню с дырочкой и бежал с поля битвы при виде “неприличных” статуй, предусмотрительно выставленных на стены врагами. Не очень похожи христиане на такую картинку. И, уверяю Вас, совсем не потому, что они плохие христиане.

Я мог бы долго и занудно выписывать правила Вселенских и Поместных Соборов, направленные против тех, кто стремился повседневную жизнь христианина превратить в казарму: запретить вино, мясо, супружескую жизнь, собственность, торговлю... Все подобные “деятели” безжалостно анафематствовались и отлучались. Хотя, конечно, Церковь осуждала, осуждает и будет осуждать то, что кажется мерзостью всякому нормальному человеку: от зоофилии и педофилии, до беспробудного пьянства и просаживания огромных денег в карты или рулетку. Любое доброе и приличное развлечение как и всякое доброе дело только приветствуется.

Если вы посмотрите на любой приличный вопросник на исповеди (а за использование неприличного можете накостылять попу немилосердно, я Вас только одобрю), то нигде Вы не обнаружите каких-то поступков, которые Вами бы считались хорошими, а Церковью дурными. Вот, разве что, не знаю Вашего отношения к допустимости супружеской измены. Есть еще несколько чувств, которые считаются ныне достойными всяческого уважения, а Церковью Христовой осуждаются, но и тут-то одобрение их современным обществом носит довольно условный характер: самолюбие — да кто в Корчме не успел попрекнуть Холмогорова этой слабостью, гордость — но кто из нас захочет иметь дело с презрительно высокомерным человеком, ненависть — но кто будет отвергать, что лучше не иметь личных врагов (а именно о них идет здесь речь) и что зафиксироваться на ненависти к какому-то человеку — это превратить себя в выжатый изматывающей страстью лимон. Зачем вообще людям каяться? Видите ли, если в чем-то права Наташа относительно соответствия религий типам людей, то для христиан естественно считать, что они способны совершать ошибки, готовы эти ошибки осознавать и могут просить за них прощения, в том числе и у Того, Кто дал им силы этих ошибок не совершать, а они этими силами не пользуются. Покаяние (metanoia) — это перемена себя, попытка стать хоть немного лучше, испрошение Божественной помощи для свершения этой внутренней перемены и исправления ошибок (собственно “грех” по-гречески — h`amartia — ошибка).

Это, так сказать, о повседневном апекте, о том как Христианство могло бы снивелировать жизнь повседневную. Как видите, никак — не более чем любая другая достойная этическая система. Даже куда менее: христианский мудрец не станет, подобно Конфуцию, патетически восклицать: “Восемь рядов танцоров! Если не убоялись и этого...” и не будет рубить головы шутам за якобы оскорбительные шутки по адресу повелителя:

— Простолюдины, смущающие государя непристойными зрелищами, заслуживают смерти. Прошу позволить полководцу Правой Руки строго наказать смутьянов.

Вспомните многократно тыкавшихся мне в нос скоморохов, которых ссылал (а не казнил) царь-ханжа Алексей Михайлович. Когда я однажды процитировал вполне себе литературно осмысленный текст Шиша Брянского, то что защитник прав скоморохов Гаврилов, что Вы, что Никитин взвились кострами. Никитин, тот до сих пор считает меня заядлым матерщинником. А представляете ли Вы, ЧТО пели эти скоморохи рядом с Красной Площадью и храмами Божиими? Практически любое произведение в почти подцензурном “Сборнике Кирши Данилова” пестрит оттточиями. А уж большинство скоморошьих текстов и туда не попало. Процитирую (с отточиями) нечто из сравнительно “приличного”:

Мать дочери своей говаривала и наказывала:
Не велела молоденьки с мужем спать,
Под одежду ... .... ....
А и я молода с глупа разума-ума
Потихоньку ... и всего мужа ...
“А спи ты мой муж не раскатывайся,
что сизой голубок на гнездушке”.
А и мужу-то жена свету видети дала:
Петлю на шею сама возложила,
Ана милому в окошко конец подала:
"Мил потени, голубчик потени!”
Милой потяул, ее муж-ат захрипел,
будто спать захотел.
А и я мужа не била, не бранивала,
А и только ... сыну говаривала,
“Ешь, муж, ножь ты, гложи ножны,
А и сохни с боку, боли с хребту,
Со всего животу!”

Если кто из наших дам практикует магию, то советую взять на заметку заговор в конце. Должон от мужей помогать. Положа руку на сердце, Дмитрий, Вы хотели бы, чтобы подобное “разнообразие” царило на улицах богоспасаемого града Севастополя, по которым ходит Ваша дочь? И представте себе чувства почтенного московского населения от подобного “панк-рока”. Что-то не бывает, слава Богу, пока что концертов Лаэртского по телевидению, а любая торговая площадь в XVII веке — тот же телевизор. А ведь к скоморохам до царствования Алексея Михайловича были сравнительно терпимы и даже звали на царские свадьбы. А уж сколько было разудалых (при этом обычно весьма благочестивых и назидательных) развлечений в средневековой Москве на Святки и на Масленницу!

Кто же, гуманные и добродушные язычники, или зловредные христиане, хотят, чтобы мир существовал в жестких границах Ритуала и Благопристойности? У кого же в палитре два цвета? Для христианина важен внутренний настрой и нравственный императив человека, а для язычника факт преступления им внешнего ритуального этикета, пусть даже и по благороднейшим мотивам. Знакомые Вам японцы нервничают и прекращают переговоры, если кто-то из европейских партнеров почешет нос — это жест надувательства. При этом их мало интересует: имел ли европеец что-то в виду или инстинктивно почесал то, что чешется, позабыв уроки японского этикета. Точнее, они знают, что ничего он в виду не имел. Но... ритуал — превыше всего. Мне лично неизвестно ни одной обязательной формы поведения православного человека вне храма и всего три-четыре обязательных во храме. Все остальное — факультативно и по существу — не более чем изобретательство любителей обрядового благочестия, иногда — удачное и красивое, иногда — почти вредное. Так где же человек свободен — в “либеральничающем” во всем, кроме Веры и Нравственности, Христианстве, или в серьезном, а не изобретенном наспех у КСП-шного костра за фляжкой с водочкой, язычестве? Где жестче система? У православных или у китайцев, японцев, индусов, торбринацев, готтентотов, ревнителей Шариата? Ответ, имхо, очевиден. Православные не создавали отрядов камикадзе, а сражались в честном бою, лицом к лицу, с готовностью убить или (а не “И”) умереть.

Но, может быть, Вы имели ввиду “разнообразие” и “разноцветность” в более широком смысле? Не как вариативность моделей поведения для одного человека, а разнообразие форм и размеров традиционалистских клеток. Пусть человек жестко связан в каждом шаге своей культурной традицией, пусть за отступление от этой традиции даже в мелочи ему рубят голову, лишь бы самих этих культур и традиций было много. Пусть будет не один большой дворик, а множество меленьких изолированных закуточков. Когда в Японии сегуны Токугава разгромили и перебили полтараста тысяч христиан, то руководствовались именно этим соображением: пусть европейцы верят в какого угодно Бога, но мы, японцы, должны идти путем богов и с него не сворачивать. Не знаю, разделяете ли Вы подобный метод защиты национальной культуры.

Дело в том, что Христианство на эту культуру не посягало и не посягает. Это то, что Вы называете “приспособленчеством”, а христиане жизнью. Христианство возникло, существует и будет существовать не как культурная, а как религиозная традиция, а это не совсем одно то же. Христианство не родилось как еврейская религия. С первых же лет оно превратилась в религию интернациональную, а стало быть и многокультурную. Уже в евангелиях чувствуется этот разнобой: Матфей пишет как классический иудей, а вот Лука следует всем типическим приемам эллинистической историографии. Много говорится о раввинистических корнях богословия Павла, но огромная работа одного из лучших наших библеистов начала века Н. Н. Глубоковского была посвящена анализу греческой образованности апостола язычников. Христианство не заменяет и не подменяет других культур, но дает им силы для высшего духовного синтеза. Христианская религия может и должна функционировать в рамках любой культуры: китайской, русской, немецкой, эфиопской, мексиканской, полинезийской, арабской.

Несомненно, западные европейцы совершили великое преступление, разрушая традиционные культуры Америки, Африки и Азии и продавая Христианство в одном пакете с цивилизацией. Точнее свою цивилизацию винтовок, паровых машин и пиджаков слегка приправленную Христианством. Хотя и при этом большинство католических и протестанских миссионеров прошлого века выступали одновременно в роли этнографов и стремились быть не разрушителями, а хранителями традиционной культуры. Только благодаря самоотверженности многих из них иные из этих погибших культур остались хотя бы в нашей памяти. Методы великих русских миссионеров: Макария Глухарева, Германа и Иннокентия Аляскинских, Николая Японского, Мкария Алтайского, вообще были принципиально иными. Они сознательно избегали роли “носителей цивилизации”, селились среди обращаемых народов, жили их жизнью, проповедовали им Христа, создавали для них литературный язык и письменность. Для огромного количества народов нынешней Росиии первой книгой на их языке было Евангелие. Впрочем, может быть Вы предпочли бы вообще оставить их неграмотными? Тогда могу привести в пример те народы, с которыми подобная работа в XIX веке не была проделана. Кетов, например, у них на весь народ только один носитель национального самосознания — женщина, живущая в Москве, чье сердце поминутно обливается кровью за свой спивающийся и деградирующий народ. Христиане сделали его таким? Христиан там почти и не было. А вот основательные труды православных миссионеров в Якутии дали и национальную интеллигенцию и литературу и даже, к радости многих корчемовцев, вторичное движение за возрождение язычества. Но это уже именно интеллигентская затея. А интеллигенцию сначала нужно создать. На Аляске не православные убивали язычников за их веру, а американские пасторы и патеры, после продажи полуострова США, убивали православных алеутов и эскимосов, отказывавшихся переменить веру отцов. Это тоже, очевидно, разборки между христианскими сектами. И на Украине и в Белоруссии, и на Балканах и в Палестине — всюду, где истинное Христианство сталкивалось с агрессивным напором иноверцев, оно становилось знаменем народности и культуры против удушающего и агрессивного нивеллирующего напора.

Не в интересах Православия душить культуру народа. Оно преображает ее неземным светом и заставляет играть новыми яркими красками уже существующее. Оно щедро дарует недостающее, но никогда и ничего не убивает. Конечно, и я много раз подчеркивал почему, Христианство и язычество в одной берлоге не живут, но уход язычества не означает “лишения” чего-то. Что ушло, скажем, в древнерусской культуре? Деревянные и каменные идолы? Вам не кажется это весьма скромной платой за Рублева и Дионисия? “Боянов гимн” (попробуем поверить Дм. Гаврилову)? Взамен на Великую (буду настаивать со всей жесткостью и агрессивностью) Древнерусскую Литературу, даже, хотя бы, на малую часть ее — литургическую гимнографию самобытно-русского происхождения. Развитая руническая письменность (опять поверим Гаврилову)? В обмен на доступную каждому кириллицу, огромный массив всех родов письменности, искусство книжной миниатюры, искусство древнерусского инициала (заглавной буквы). Уже последнее по искусствоведческому гамбургскому счету стоит многого. Сгнившая в земле и потому неведомая нам замечательная языческая деревянная архитектура (поверим Принцу)? Но почему и по сей день высятся над древнерусскими городами симфонии в камне — величественные софии, успенские и покровские соборы? Обмен получился, по меньшей мере, эквивалентный. Русь получила никак уж не меньше, чем отдала. А по-моему — гораздо больше. И не только потому, что мне кажутся не очень достоверными все построения на тему великой дохристианской цивилизации, но и потому, что языческая культура не умерла, но органически вплелась в христианскую — преобразившись и расцветя. Сохранилась она в тысячах форм — от коньков на крышах и расшитых полотенец, до былин, песен, образов, до особого эстетического мирочувствия, не присущего византийцам. Рублев, в чем-то — наследник не только греческих изографов, но и соловьев старого времени. Язычество как культурная, а не религиозная сила было впитано культурой Христианства. И совсем не потому, что попы — хитрые лицемеры, и не потому, что давили его попы, давили, но задавить не смогли. Некому и незачем было его давить, требовалось сокрушить религиозную практику и не более того. Просто, Христианство и христиане считают, что все хорошее даровано Богом и все мудрое и красивое есть, тем самым, уже в чем-то христианское. Христианство — религия культурного синтеза всего лучшего, что создало человечество. И чем богаче и разнообразнее будет этот синтез, тем больше славы и хваления будет воздано Творцу. Ваша же идея “разноцветного и разнообразного” мира ни чего иного требует, как разрушения этого синтеза, Вы хотите отобрать у христиан все языческое и отдать язычникам, а у язычников отобрать все христианское и бросить назад христианам. Что ж, если Господь дарует нам удовольствие однажды встретиться за одним столом, то обещаю тщательнейше следить, чтобы Вы разбирали все салаты на составные части и вкушали нектарин не прежде, чем он разделится на сливу и персик.

Христианство противопоставляет себя не людям и не культурам, а религиозным учениям, которые уводят человека прочь от Неба, прочь от Бога, стремятся рассадить всех по пусть красивым, но тесным и душным вольерам и клеткам. Здесь действительно может быть только отказ от насилия, но никак не духовный мир. Почему? По инстинкту самосохранения мира.

Что такое мир? Представте себе существо невероятной абсолютности, мощи и крутизны. Предположим, что ему хочется как-то проявить эту мощь. Как это сделать? Можно конечно размножиться делением и наплодить клонов, но это как-то скучно, мелко и никчему. Гораздо интереснее создать достаточно сложный и сам по себе совершенный и внутренне слаженный агрегат, который, тем не менее, будет совершенно Другим, по сравнению с Творцом. А вот уже после того, как этот агрегат сотворен в качестве другого, предоставить ему все возможности сравняться с Собою по мощи и “крутизне”. Задача в высшей степени интересная и вполне достойная Абсолюта. Агрегату даются достаточная прочность и мощность, внутренняя самоорганизация и самодеятельность. Собственно ему предоставляется возможность с помощью Творца стать таким же по мощности, как этот Творец, сохранив, притом, все свои особенности. Понятно, что для этого, нужна и некоторая “энергетическая подпитка”, поскольку как бы не был высок уровень энергии внутри системы — выше головы не прыгнешь, ее может хватить только на известный уровень развития, но никак не на достижение абсолютности. И вот, все идет нормально, но вдруг, среди начальников этой системы находится такой, который заявляет: “А на хрена! На хрена нам куда-то плыть и лететь? Зачем-нам расти? Нам и самим по себе хорошо!”. И резко меняет траекторию, а также отрубает внешнее энергетическое питание системы. Беда в том, что система создана для определенного рода задач и для выполнения этих задач нуждается в той самой “энергетической подпитке”. Тем самым, действия самодовольного капитана ведут к все убыстряющемуся коллапсу системы и к ее полному разрушению. Команда делится на три группы: 1-е, не слишком многочисленные безоговорочные сторонники капитана-авантюриста считают, что пусть его крахнет и разрушается, лишь бы до того момента покуражиться вволю, налетаться по собственному маршруту вдоволь и развлечься по полной. А после нас, хоть... сверхновая. 2-е, каковых большинство, считает, что корабль большой, удобный, красивый и сам заслуживает всяческого уважения. В нем есть много весьма почтенных и достойных уважения узлов и компьютерных систем: система навигации, пищеблок, солнечные батареи, артиллерийские и ракетные батареи, гравитационная система и т. д. Вот их-то мы и будем почитать в качестве своих покровителей. А еще лучше — Корабль как целое. Нам достаточно стараться поддерживать равновесие в системе и хотя бы замедлять ее коллапсирование и условия для жизни будут идеальные. А всякие там полеты — это бред и авантюра. Будем заниматься своими делами. Правда и среди них находятся люди, которым кажется, что жизнь — не лафа и они организуют группку по выходу в люк без скафандра. Среди них даже находятся геои, которые поклялись не выходить сами и претерпевать все неприятности пребывания внутри корабля, пока не выйдет последний из его обитателей. Среди второй группы распространено мнение, что если Корабль и сколлапсирует однажды к полному нигилизму, то появится ведь и новый Корабль. 3-и, наконец, — почти маргинальная группа. Чего-то суетятся, напоминают всем: что надо куда-то там лететь, что нужно внвь включить рубильник. Иначе — довольно скорый и не очень безболезненный конец. Что Корабль это еще не все и есть еще его Создатель и цель корабля — поравняться с ним. Что только совместными усилиями команды можно сдвинуться с места и долететь к цели. Несомненно, — параноидальные типы и опасные фанатики, заслуживающие если не полного уничтожения, то, по крайней мере, изоляции в одном из отсеков. Чтобы не мешали своей суетой нашей разнообразной и интересной жизни. Надеюсь, — аналогия совершенно прозрачна. Теперь, наверное, понятно: почему христиане так суетятся, почему они рвутся в наступление. Не за себя и не за свой кошелек собираются они сражаться, а за Жизнь Мира. Лично мне моя деятельность в Корчме если что и приносит, так только бессонницу и, верите ли, неожиданно обрушившиеся крупные финансовые проблемы. Но... есть такая вещь как долг перед другими и самим собой. Хотя компания подобралась настолько приятная..... можно сказать — душевная, что жаловаться — смертный грех.

А что до Вашего паравоза, который не остановить копьем, то и копья-то не надо. Достаточно двух поднятых к небу рук (Исх. 17, 8-13).